Болталка - Балаболка - Тарахтелка - Флудилка - Пузомерка: Скачать Фильмы Бесплатно Смотреть Фильмы Онлайн

Адельгейм написал:
Наследуется навязчивый страх — неслучайно книга Тушиньской названа «Семейная история страха». «Наследуется страх», — говорит она в начале повествования. «Я чувствую вкус давнего военного страха. Поблекший. Отзывающийся эхом. Отчетливый», — признается в конце (ср. у Гринберга: «Это страх, который мы получили от своих родителей в качестве напутствия. — Как передается такой страх?»; «В нас был встроен такой мотив: „за нами придут“. […] У меня это, впрочем, осталось и по сей день. Просыпаюсь в холодном поту — „за мной придут“»; «Я боюсь, что что-нибудь случится»; «[…] я боюсь смотреть в будущее. Боюсь смотреть в будущее, потому что знаю, как оно может ударить. Я умираю от страха, думая о будущем. Я предпочитаю смотреть назад, потому что оно закончилось»; «Труднее всего избавиться от страха»; «Такой я получила подарок на всю жизнь, такую мудрую мысль: „Осторожно, что-нибудь плохое обязательно случится. Если не сегодня, то завтра. Мы должны быть в постоянной готовности, потому что трагедия ждет нас за углом“»; «Не разрешалось болеть. — Почему? — Потому что, если ты болен, значит, умрешь. Я по сей день не умею болеть. — Не от каждой болезни умирают. — Подумай. — Если ты болен, значит, не пройдешь селекцию? — Видишь, ты как мой брат. Все понимаешь, хотя не мои родители тебя воспитали. Я никогда не болела, чтобы не было дилеммы — направо или налево».) Унаследованный и сросшийся с героиней страх описывает Тулли: «Она […] постоянно чего-то боится. Всегда одного и того же — и ничего больше. Но этот страх так врос в ее сердце, что в повседневной жизни совсем не ощущается, только изредка она начинает задыхаться. […] Страх душит ее». Брат Курылюк, семнадцатилетний Петр, в 1968 г., после смерти подвергшегося антисемитской травле отца, попал в психиатрическую больницу, где провел почти всю оставшуюся жизнь, неоднократно пытаясь совершить самоубийство. На Петре «лежала печать маминого страдания, ее опыта Холокоста, — рассказывает сестра. — Во „Фраскати“ я описала, как это передавалось ему от мамы, неуловимо, почти через воздух. Мама повторяла: „волосы на матрасы“, „из них делали абажуры“, „в вагонах, без воды“. Мы не понимали, в чем дело, но мурашки бежали по коже, мы боялись слова „абажур“ и волос на полу, парикмахера». Повествование воспроизводит эти цепочки воспринятых от матери ассоциаций: «Недавно я уговорила ее, наконец, пойти посмотреть на железную дорогу в „Детском мире“; там работала игрушечная железная дорога и ехал товарный поезд. — Их везут без воды […], без единой капли! — Кого, мама? — Везут, чтобы сделать из них матрасы, — простонала она. Пётрусь, когда подрос, должно быть, узнал об этом от мамы. В день его рождения она была в санатории, и я решила, что пускай он сам выберет себе подарок в „Детском мире“. Едва мы вошли, он вырвал у Лапки руку и выбежал на улицу в такой панике, что едва не угодил под колеса. — Чего испугался Пётрусь? — спросил меня вечером Лапка. — Парикмахера. — Он боится белого халата, потому что тот напоминает ему врачей? — забеспокоился папа. Но он бы расстроился еще больше, если бы я проговорилась, что Пётруся привели в ужас волосы на полу»