Солнечный лучик робко постучался и украдкой сунулся в щелку между занавесками. Старший следователь тут же пронзил его своим тяжелым взглядом без видимого промедления, пригвоздив на месте у окна. Казалось, будто он даже не поднял глаз, и это смотрела тьма, делающая неразличимыми любые очертания на фоне дальней стены, и стола, за которым он возле нее сидел. Тяжелый и влажный воздух придавал взгляду следователя холод, и спирал дыхание, но еще вселял уверенность, что подпертый этой затхлой сыростью потолок не обрушится в пустоту. Лучик виновато колебался, зависнув на занавесках. Легкими дуновениями извне складки на занеавесках немного распрямлялись и складывались обратно, и в такт с ними рисунок на них складывался то в решетку, то в витиеватый узор, и воображение лучика нарисовало ему перспективу того, что если он войдет в комнату, то окажется пойманным в эту игру и уже не сможет выйти. Еще он боялся, что ему не хватит сил осветить собой все помещение, а без них он точно уже никуда не выйдет. Да и сам визит не предполагал пути назад. Отступать было нельзя, и ему оставалось только ждать приглашения.
Приглашение было в уверенно-безразличном приказном тоне. "Что у Вас?", - спросил следователь, как будто не зная, что лучику предписывалось явится к следователю в строго установленное время этим самым следователем. Еле переведя дух после путешествия по обшарпанному и липкому от грязи полу от окна к столу, лучик неуверенно ерзал на стуле для посетителей и никак не мог подобрать слова, с которых следовало бы начать отвечать. "Ну, что ж мы такие растеряшки-то?", - по-отечески ласково сказал следователь. Лучик сразу оттаял и улыбнулся. И согласно кивнул, моргая своими огромными глазами, так и не найдя, что сказать. "Пришли? Ну так что, сами, или готовы сдать подельников?", - продолжал нежнейшим и заботливым голосом хозяин кабинета. Лучик чувствовал неподдельное участие, и готов был заложить не только свою душу, но и всех кого знал, даже невиновных, за то тепло, которым следователь с ним поделился. Разве такое можно оставить без ответа. И у лучика прорезались первые мысли. Нет, не о том, что его, такого светлого и чистого, можно в чем-либо заподозрить. Просто глаза что-то немного резало. Может сумрак, а может с белеющих гор бумажных документов, которыми были небрежно завалены все столы и углы, сходил какой-то леденящий поток. Ведь тех, на кого были эти документы, уже наверняка не было. Отсюда и небрежность в обращении с ними. Но лучик вот он, он есть, и он не прячется, и никогда не прятался, хотя раньше его никогда и не замечали, как бы он не вертелся под ногами у прохожих.
"Хорошо, давайте начнем с Вас", - сказал с некоторой жалостью следователь. "Хорошо", - выпалил лучик и замялся от собственной неожиданности. Он ведь даже не успел додумать мысль, что а как же все-таки действительно хорошо, что он сегодня сюда пришел. Его смутные сомнения начинал отъедать кабинетный мрак, и думать о них было так не кстати, что лучик продолжил: "Давайте начнем." На лице хозяина этого прожорливого мрака проступили безмятежность и отстраненность, какие бывают у крокодила, довольно переваривающего свою добычу под африканским солнцем. Лучик почувствовал себя с ним заодно, как будто они делали общее дело, и стал думать эту мысль более напряженно, чтобы скормить мраку как можно больше своих сомнений. Не время сомневаться, когда тебе мало-мальски предлагают быть у истока, пускай это и начинание неизбежного конца. Лучик прямо и решительно смотрел на следователя.
"Вот, подпишите здесь, что Вы были за все хорошее и против всего плохого, и идите к той стенке", - сказал следователь, положив перед лучиком бумажку с красивыми ровными буквами, и указав на участок стены, который не было видно от окна. Лучик радостно расписался и хотел было поблагодарить следователя, но не успел. Как только лучик закончил писать, следователь одной рукой выхватил из-под лучиковой руки бумажку и закинул в папку, той же одной рукой захлопнув папку, давая понять, что на этом неприятная для него часть работы завершена, а другой рукой потянулся к лицу лучика, и с широкой улыбкой погладил, похлопывая, по щеке. Лучик не чувствовал в этом жесте никакого подталкивания, его и не было. Следователю не пришлось бы отводить лучика туда, куда он ему указал, это было видно по лицу лучика. Именно эту заметность и пытался стереть с лица лучика хозяин кабинетного сумрака. Просто он не привык оставлять себе ничего от посетителей, и ему ни к чему была в памяти эта бессмысленная преданность.

Для лучика время, казалось, остановилось. Такого внимания он еще никогда не получал. Но оно прошло, время прошло. Солнце склонилось над горизонтом уже достаточно низко, и светило уже не на стул для посетителей, а в дальнюю часть кабинета на стену. Следователь сидел на своем месте и думал о судьбе этого лучика. Он был такой добрый, живой, отзывчивый. И в то же время - покладистый, и даже в чем-то покорный. Неужели ему все это привиделось? Или это были его собственные качества, которые он в себе не замечал, и лучик только пролил на них свет? Надо будет повторить...