Лет 90 ей было. Уже сморщенная, с впавшими щеками, потухшим взглядом своих невидящих глаз. С клюкой кряхтя, ходила.
Страшная старуха была, короче.
Но, если присмотреться, то остатки какой-то былой красоты у нее еще сохранялись. Да и фотографии, которые она показывала, где она в молодости, свидетельствовали о том, что красивая женщина была когда-то. Но сейчас стала развалиной, которая уже сама-то и жить больше не хотела, но, как она говорила, не прибирает ее Бог к себе, ждет что-то.
На столе у нее стояло зеркало круглое, одна сторона которого увеличивала, а вторая была нормальная. Дочка – не дочка, внучка – не внучка, короче, кто-то из них ей это зеркало подарил, чтобы она полуслепая себя в увеличенном изображении видеть могла и марафет какой-никакой на старой физиономии навести могла. Ну, когда надо было идти куда-нибудь, там, в аптеку или магазин, то она в этом зеркале себя видела, кряхтя, причесывалась, наиболее длинные волосы с подбородка выдирала и шла, куда ей надо было.
А раз решила она порыться в сундуке своем старом, куда складывала все вещи старые – выбрасывать было жалко, и нашла свое старое-престарое зеркало, которое у нее еще в молодости на том же столе стояло. Простое зеркало, не увеличивающее.
И вот, посмотрелась она в себя и увидела вдруг красавицу, которой была лет 70 назад. Четко увидела. Смотрелась, и оторваться не могла. И стала она чувствовать, как перестают болеть изуродованные старостью суставы, как выпрямляются скрюченные пальцы, как темнеют и густеют ее седые и редкие волосы на голове.
После этого вышла она из дома, а ее и узнать никто не может. Только старуха – ее старинная подруга – на лавке с вязанием сидевшая, узнала ее, окликнула и заговорила с ней о причинах, которые заставили ее помолодеть так сильно.
Но недолго эта молодость продлилась. Захотела она на себя взглянуть опять в увеличительное зеркало, чтобы удостовериться, что и там она молодая осталась. Взглянула и умерла сразу же. Умерла в виде той прежней старухи, что была.