Посмотрев эту работу, можно даже усомниться в том, что ее автор - Куросава. Он всегда был рыцарем (самураем) Большого Кино, как бы искусственно старя, замораживая и форму и содержание своих фильмов, возвращая их в концентрированный контекст золотой эпохи кинематографа. А здесь принципиально иная стилистика, очень умелая имитация телепередачи - все очень разрежено: и свет, и пространство, и действие. Да еще этот отвратительный Ричард Гир.
Главный герой здесь, по сути, один - ветхая годами старушка, которой на лето оставили внуков - аж четырех. Их родители, а ее, соответственно, дети махнули на Гавайи - к внезапно объявившимся богатым родственникам американского подданства. Конфуз же состоит в том, что главный богатый родственник - старушкин старший брат, но она такого не знает, не помнит. И лет ей уже страшно сказать сколько, и братьев-сестер у нее было так много, что никакая память не удержит. Да и не волнует ее данная тема нисколько, ей нужно присматривать за этой оравой, кормить их, укладывать спать. А они, засранцы, брезгуют японской кухней, всяких омерзительных как Ричард Гир бигмаков и "Кока-кол" требуют. Да еще обрабатывают старушку, чтобы признала американскую родню, легитимировала, так сказать, отправку семейных инвестиций на историческую родину...
И еще об одном обстоятельстве следует сказать непременно - дело происходит в Нагасаки, в августе.
Куросава никогда не был консерватором. Его, в некоторой мере, можно даже считать прогрессистом. Но даже его на закате дней начало коробить заискивание соплеменников перед богатенькими американцами. Корыстолюбие и ранее огорчало мастера, но именно огорчало, все это озвучивалось с грустными интонациями. В начале 90-х разговор уже шел с ничем не скрываемыми нотами сильного раздражения.
Но тут настает черед удивляться японской самопоглощенности. Америка и американцы для японцев определенного возраста (автора в том числе) просто не существуют. Тут нет ни малейшего признака реваншизма - ни за Хиросиму и Нагасаки, ни за соблазн богатством и успехом. Буквально масонские фразы, вроде: "Во всем виновата ТОЛЬКО война", даже вызывают легкое презрение к героям и автору "непротивленцам". Но им и до высших соображений дела нет - они удивляются, возмущаются, негодуют тому, что оказались забытыми национальный дух, национальные ценности, национальные традиции. Просто какая-то этническая "зона": ничего не проси, ничего не бери... Сами разберемся. И разбираются очень просто. Надо лишь сказать внукам: "Вот с этого места я увидела между тех холмов ядерный взрыв в августе 45-го... И вскоре мои волосы выпали...".
Таким вот образом - рассказами, созерцанием памятников или коллективных молитв в дни печальных юбилеев - формируется не только сознание нового, третьего после Нагасаки поколения, но и необычная для Куросавы стилистика: эдакая теленовелла со скудным видеорядом о постядерной рефлексии и постядерной мифологии японцев. Или эдакий документальный фильм о стариках-очевидцах грозных событий. Вместе с тем "Рапсодия" один из самых пронзительных фильмов (если не самый пронзительный), затрагивающих тему 6 и 9 августа 1945 г. Равной силы удара по психике не смогли до сих пор сделать ни сами японцы, ни советские, ни французские, ни какие-либо другие кинематографисты. Получилось подобное, конечно, благодаря тому, что Куросава явно не собирался снимать публицистический опус в чистом виде. Он просто сделал больную тему фоном для трогательной истории о стариках, очередной своей истории о стариках, каковые (почему-то) привлекали его с молодых лет. Бинарное, синергическое действие этих двух составляющих наверное и производит такой эффект. Иного объяснения я не нахожу.