Интервью с режиссёром фильма Андре Овердалом

"Тоннель" снят по мотивам рассказа Элис Глэйзер. Какие изменения или модификации пришлось сделать для экранизации?

Рассказ был более оптимистичным, окружающий мир выглядел не так гнетуще, как в фильме. Я понял, что хочу обрисовать окружающую обстановку по-другому, и в том, что касается погоды, и в том, как показана нищета. Мне показалось, что тут нужен более экстремальный визуальный образ, чтобы показать, почему, собственно, существует этот тоннель, чтобы зритель сразу почувствовал, почему нечто подобное может существовать. В коротком рассказе или в коротком фильме нет необходимости всё досконально объяснять, достаточно и намёка.

Что привлекло вас в этой истории?

Я был просто очарован тем, как обычные, знакомые ситуации и характеры раскрываются в этом кошмаре. Нуклеарная семья в машине. Тайна, которую родители стараются утаить от детей. Возможно, они разводятся, но, похоже, что всё ещё хуже. Мне очень понравилась идея, что у родителей есть два "лица". Одно, которым они со страхом смотрят друг на друга, и второе, которым они делают вид, что успокаивают детей.

Я был подростком, когда прочитал этот рассказ, и для моего воображения это был настоящий взрыв. События описываются будничным тоном, никакого ужаса перед тоннелем, о нём рассказывается как о чём-то самом обычном. Меня этот контраст поразил до глубины души, и потом, когда я решил снимать фильм, он выстроился в мощную кульминацию. Для меня этот рассказ уже был фильмом. Это была идеальная история о мелких решениях с огромной отдачей. Они готовы так рисковать, чтобы выехать на пляж?! Кроме того, мне понравилось, как рассказ держит читателя в напряжённом ожидании, при том, что главные герои просто сидят и ничего не делают. Как режиссёр, я всегда ищу трудностей на свою голову, и это явно была одна из них.

Расскажите про игру в шахматы, насколько она важна, как метафора или как отвлекающий манёвр?

Игра в шахматы может означать многое. Для меня она знак того, что этот мир всё ещё такой же, как наш. Шахматы - игра вне времени. И ещё одно, то, на что зритель может и не обратить внимания: для этой игры не нужно много места. Раз футбольных полей не осталось, значит, в этом мире приходится перейти на игры, ограниченные в пространстве. Кроме того, шахматная партия повторяет ход сюжета. Это параллельная сюжетная линия, которая показывает, что за пределами их кошмара мир продолжает жить своей жизнью.

А ещё шахматы - это игра, и она становится метафорой игры в русскую рулетку, в которую играют герои. Возможно, в этом мире будущего игры - это серьёзно. Всё является последствием чего-то ещё, ничто не существует в вакууме.

Если мы - пешки, то кто игроки?

Мы и пешки и игроки, как и в жизни. В этой истории нет зловещих корпораций или тоталитарных правительств. Общество само решает, что ему нужно для выживания. И эти решения в конкретной ситуации могут быть непредсказуемыми. На пару голосов больше за левых или за правых, и жизнь может стать совсем другой.

Это ещё одна тема нашей истории: какими ничтожными мы иногда оказываемся по сравнению с тем, чего требует общество. Мы всего лишь маленькие кусочки большой шестерёнки. Идею, что мы сами делаем это с собой, подсказывает установленная над въездом в тоннель надпись. Когда мы въезжаем в тоннель, нам напоминают, для чего он существует, нам помогают это осознать и принять.

К тому же, нас никто не заставляет ехать через тоннель. Это как платная дорога. Ты сам выбираешь, ехать или нет. И на этот раз платой может стать твоя жизнь.

Так что, игроки - это общество. Мы соглашаемся избирать политиков, а потом обнаруживаем, что обязаны подчиняться решениям, которые они делают за нас. Может, они решат пойти на войну. Может, они решат построить стену. Может, строительством тоннеля они разрешат какую-то конкретную проблему. И обычно мы, в общем и целом, согласны с их решениями, и создание такого тоннеля - не более чем очередное политическое решение, следствие некоей проблемы в обществе, ничего более.

Почему никаких последствий не наступает для водителя, который нарушает правила, перестраиваясь в другой ряд?

На самом деле мы не знаем, есть последствия или нет. В такие моменты ты уже не думаешь ни о чём, кроме своей семьи. Так что, к нашей истории это не имеет отношения.

Как Вы считаете, выборочное регулирование рождаемости может стать реальным решением проблемы перенаселения?

Нет (ха-ха-ха).

Если бы Вы оказались в этом фильме, Вы бы уехали из города, зная, что есть риск не вернуться?

Да, наверное, уехал бы. Я, например, боюсь летать, но летаю десятки раз за год.

С технической стороны, фильм снят просто великолепно. Что было самым сложным в создании визуального образа?

Спасибо! Думаю, нам это удалось благодаря трём вещам. Во-первых, это наше решение поместить действие в обстановку мирного тёплого вечера, и моему оператору, Нику Осборну, это прекрасно удалось, после чего оставалось только добавить световые видеоэффекты и цветокоррекцию. Я хотел, чтобы тоннель был стерильно белым и ярко освещённым, никакого мрака и ужаса. Чем ярче, тем ужаснее! Я хотел, чтобы внимание зрителей было приковано к героям. Это как раз то, что мне очень нравится в фильме "Сияние": там всё время яркий свет и всё видно. Кубрик бросил вызов всем кинематографическим клише, и меня всегда вдохновляло то, как он создаёт напряжённую атмосферу.

Во-вторых, это создание элементов сценографии, которое заняло кучу времени. Мне хотелось выстроить цельный и правдоподобный мир, который выглядел бы футуристичным, но не чересчур. Самым сложным элементом дизайна была машина. Мы над ней работали несколько месяцев вместе со студентами факультета промышленного дизайна Норвежского технологического университета в Тронхейме. Её надо было сделать удобной для съёмок (она собрана из четырёх отдельных частей, как пирог, чтобы можно было вытащить деталь и вставить на её место камеру), и она должна была выглядеть футуристичной, но при этом узнаваемой.

И, наконец, третье - это собственно съёмки. Я хотел, чтобы внутри машины была тёплая семейная атмосфера, простая и динамичная. А то, что их окружает, я хотел сделать жёстким, холодным и механистичным, поэтому я использовал статичные ракурсы, частенько в стиле Кубрика.

Снимать такие фильмы в расчёте на постпроизводство не так и сложно. Но создавать все детали сценографии, согласовывать все элементы дизайна - это работа, требующая очень много времени. А для Патрика Ларсгаарда, который монтировал фильм, исходя из возможностей нашего бюджета на спецэффекты, наверняка, это было самым сложным.

Спецэффекты мы делали в норвежских студиях Gimpville и Storyline Studios. Это была великолепная команда, они работали днями и ночами. Также не могу не упомянуть невероятную выносливость нашего продюсера Джона Эйнара Хагена, который весь долгий период съёмок договаривался, торговался и выбивал деньги, так что, его вклад в работу над фильмом и в само его появление, ничуть не меньше моего. Мы все вложили в этот фильм очень много труда и любви.

Скриншоты (WEB-DL 293 MB)